Несколько ключей к книге.К новой цивилизации.

Любовь как бы монарх среди чувств, самое манящее из всех, но и самое обманное, самое разочаровывающее. Она дает самое сильное наслаждение и самую сильную боль, самое острое счастье и самую тяжелую тоску. Ее полюсы и контрасты сливаются в массу неповторимых сочетаний, и какое из этих сочетаний выпадет человеку, такой он и видит любовь.

Любовь все время меняется, и особенно на стыке времен, когда одна эпоха выламывается из другой, когда круто перекраиваются человеческие отношения, чувства, взгляды. Наверно, поэтому вокруг любви всегда шли и, пожалуй, всегда будут идти бурные споры. Идут они и сейчас, и это естественно: в любви возникает сегодня много нового неясного и полуясного, и чем новее это новое, тем больше споров оно вызывает.

Любовь и семья пересечение всех мировых сил, которые правят жизнью, зеркало всех перемен, которые идут в человечестве. И чтобы по-настоящему понять, что происходит в любви и в семье, надо, наверно, понять, что делается в устоях цивилизации, в глубинах социальной жизни: личные судьбы можно по-настоящему постичь только через планетарные призмы.

В наше время происходит, очевидно, коренной перелом в земной цивилизации. Человечество попало в стратегическое положение, невиданное в истории. Оно начинает восходить на такие высоты, о которых раньше могло только мечтать в утопиях и в сказках; но под его ногами разверзаются такие пропасти, каких на его пути еще никогда не было.

Оказываются под вопросом главные устои нынешней цивилизации. Куда ведет нас научно-техническая революция в тупики или на новые просторы? Что дает людям и что отнимает великое переселение народов в сверхгорода, эти антиоазисы посреди природы? Не переродит ли нас отсечение от природы, не убьет ли в людях естественного человека? И как сделать, чтобы человечество перестало быть цивилизацией-хищником, которая пожирает планету?

Три дамокловых меча нависли сейчас над человечеством, и каждый следующий мы осознаем хуже предыдущего. Это меч атомной смерти, меч экологической гибели и меч эгоизации людей, их нравственного вырождения. Все они выкованы главными устоями нынешней цивилизации: промышленно-технической базой человечества, типом поселения нынешним городом, самим положением человека в укладе массовой цивилизации. Именно эти устои ведут к убийству природы и самоубийству человечества, и их, видимо, придется в корне переустраивать, создавать совершенно новую цивилизацию.

И прежде всего человечеству нужна в корне новая промышленная база. Теперешняя база построена на принципе "после нас хоть трава не расти". Лишь 1-3 процента сырья, которое добывает промышленность, претворяется в вещи, предметы, а 97-99 процентов уходят в отбросы. Каждый год мы изымаем из тела планеты 100 миллиардов тонн сырья и 97-99 миллиардов ухаем в отравление природы. К концу века человечество будет добывать втрое больше 300 миллиардов тонн в год, и почти вся эта лавина 290-297 миллиардов в год станет отравлять землю, воздух, воду. Потому-то, как скорая помощь, человечеству нужна принципиально новая промышленная база безотходная, экологически чистая, не губящая природу.

Второй устой цивилизации, который так же губителен для нас сегодняшняя жилая среда, человеческое поселение. Нынешняя деревня отсечена от культуры, в ней нет почвы для расцвета человека, для его глубокой и разносторонней жизни. Город, особенно большой, разрушает здоровье людей, их нервы и нравственность; он разобщает, эгоизирует их, превращает в толпу на улицах и в одиночек дома. Город, кроме того, главный отравитель биосферы: именно в городах собрана почти вся нынешняя промышленность.

Человечеству нужно в корне новое поселение, которое отбросит изъяны нынешнего города и деревни и сплавит в себе их достоинства сельское слияние с природой и городское с культурой. Это будет, видимо, экополис (экологический город) город-сад и город-лес, не враг человека и природы, а их друг.

В коренном переустройстве нуждаются и другие устои цивилизации: и труд человека, и его гражданская и личная жизнь. Ими правит сейчас губительное распределение физического и умственного труда между разными отрядами людей, деление на управляемых и управляющих, узкая специализация и узкая жизнь, которая превращает человека в колесико и винтик общественного механизма.

Научно-техническая революция ввела в число главных пружин жизни "надформационные" противоречия, глобальные общемировые проблемы. Эти новые генеральные противоречия жизни правят современным миром, пожалуй, сильнее старых, классовых. Они как бы стремятся вобрать их в себя, сделать своей частью, и это резко наращивает похожие социальные угрозы во всех системах.

Чтобы создать справедливую цивилизацию, придется устранить все виды отчуждения личности, вытеснить их из труда, экономики, гражданской жизни, из семьи и личных отношений. Придется перевести все человеческие отношения на рельсы глубокой человечности, демократии, душевного союза друг с другом.

Один из главных рычагов такого переустройства коренная революция в воспитании и образовании. Уже много лет они делают из человека пассивного и нетворческого исполнителя, выращивают в нем приспособленчество, потребительство, я-центризм. Вместо них нужны в корне новые модели воспитания и семьи, в корне новое личное бытие, новая культура личных отношений.

Все эти устои общества от типа производства до воспитания самые глубокие, по-моему, и самые нераспознанные у нас родимые пятна собственнической цивилизации. Все они враждебны высшим идеалам человечества и все сомкнуты в единую цепь, в кандалы на человечестве. И чтобы расковаться, нужен всесторонний, "всеустойный" переворот в цивилизации отказ от всех ее античеловеческих основ, создание новых, истинно человечных.

На такой переворот у нас осталось, как утверждают экологи, лишь несколько десятков лет. Мы так яростно отравляем природу, что уже в первые десятилетия XXI века в ней могут начаться необратимые перемены первые шаги ее агонии планетарного СПИДа.

Успеем мы свернуть с гибельного пути или не успеем вот генеральный вопрос для человечества, вопрос жизни или смерти. Потому-то и нужна сегодня неотложная, авральная стратегия спасения человечества стратегия, без которой не будет ни любви, ни семьи, ни человека.

Земля как бы космический корабль, который попал сейчас в поле тяготения "черной дыры" и летит к ней с нарастающим ускорением.

Чтобы спастись, надо аврально менять курс и так же аврально перестраивать все двигатели и все системы сохранения жизни. Но для этого нужен немедленный союз всех, кто летит на нашем гигантском космическом корабле: всех людей и народов, всех рас и классов... Только такой союз и только авральное напряжение сил каждого сможет избавить нас от катастрофы.

И менять курс надо не только нашему вселенскому кораблю. Каждый человек микромодель этого корабля, и каждому из нас надо, наверно, менять свой внутренний курс. Переустраивать придется, видимо, и всю ткань жизни, и всю ткань человеческой души. Потому что создание новой цивилизации это создание и новой души человека, и новой души мира.

Сегодняшние наши души гораздо больше тяготеют к разладу, чем к содружеству, и даже в наших личных отношениях больше разлада, чем лада, распри, чем дружелюбия. Родители и дети, юноши и девушки, мужья и жены их душами и отношениями больше правят пружины самолюбия, чем "друголюбия", я-запросы, чем мы-запросы. Души близких больше соперничают, чем живут в мире, их силовые струны звучат чаще мирных. Почти с колыбели микроб разлада заражает нашу психику и создает в нас разладное подсознание, разладную автоматику чувств.

Это психологическое эхо от социального устройства нынешней цивилизации, психологический оттиск этого устройства в наших душах. Цивилизация раздробленного человечества и раздробленного человека так можно бы назвать теперешнюю цивилизацию. Человечество раздроблено на недружественные нации, классы, группы; человек раздроблен на сознание и подсознание, на мозаику враждующих желаний, запросов, склонностей.

Цивилизация раздробленного человечества, видимо, идет сейчас к своему концу. Новая цивилизация, которая зреет в лоне нынешней, станет, наверно, цивилизацией единого человечества и цельного человека, и ее генеральным законом будет, очевидно, не соперничество, а содружество людей.

Почти все стержневые идеи будущей цивилизации родились в лоне нынешней, в долгом ходе тысячелетий. Это и высшие идеалы человечности, которые выстрадала ваша цивилизация, и самые добрые основы жизненного устройства, которые она нашла. Это и общинные устои народной жизни, которые питают союз "я" и "мы", и вершины культуры всех времен и сословий, которые одухотворяют нас. Это и высшие коммунистические идеалы, и вечные истины, которые открыли разные расы и народы. Эти вершинные ценности нынешней цивилизации и станут, наверно, душой новой цивилизации.

И величайшим строителем этой цивилизации, ее генеральным архитектором станет, пожалуй, любовь. Всякая любовь братская, родственная, половая, любовь как принцип отношения человека к миру и к другим людям.

Успеем ли? Сумеем ли мы совершить эту величайшую в истории человечества революцию? Пересоздадим ли первичные человеческие молекулы семью, социальную группу так, чтобы их атомы больше скреплялись не внешними силами, как сейчас, а внутренним тяготением друг к другу? Позволят ли совершить это пределы наших сил и сама природа человека?

Очевидно, от действий каждого из нас зависит, какая смерть нас ожидает, смерть человечества или смерть одной цивилизации и рождение другой... Времени осталось так мало, что возместить эту гигантскую нехватку можно, пожалуй, только гигантским избытком усилий. Только все вместе и каждый на своем личном участке, и только сверхнапряжением всех сил мы сумеем, возможно, перемагнитить силовые поля земли, перенастроить их по новым камертонам. Перенастроить все на земле, в том числе любовь и семью колыбель всех глубинных основ человека, породителя его души и нравственности. Но успеем ли?.Шторм перемен.

Перелом в цивилизации вернее, предперелом уже начинается. Мы уже делаем первые нащупывающие шаги по новой дороге, но не осознаем этого, как Колумб, который подплывал к новому материку, а думал, что это Индия.

Чтобы понять, на какие именно материки мы вступаем, нам придется, наверно, по-новому понять многое в социализме. Я думаю, что обществоведение до сих пор понимает социализм в духе начала XX века. Наша нынешняя промышленная база, и все устройство жилой и рабочей среды, и многое в труде и общественных отношениях все это стоит на досоциалистических принципах, на отчуждении человека. Уверен, что самые глубинные, самые "базисные" устои современной жизни это, видимо, и самые глубокие "пережитки капитализма", вернее "недожитки социализма".

Мне кажется, социализм не просто начало новой формации: это как бы предначало новой цивилизации. Это не просто ступень старой лестницы, а переход от одной лестницы к другой последняя ступень старой лестницы и первая ступень новой.

Многие у нас понимают коммунизм по-вчерашнему просто как новую формацию. Но научно-техническая революция принесла коренные поправки в весь наш подход к миру, и коммунизм уклад, который вберет в себя высшие идеалы человечества, сможет, пожалуй, родиться только как совершенно новая цивилизация. Не как новая ветвь на дереве, а как совершенно новое дерево, и на новой почве...

Главные устои индустриальной цивилизации искажают добрую человеческую нравственность, оттесняют нравственные двигатели жизни на задворки. Людьми и государствами гораздо больше нравственности движет вне-нравственный прагматизм (практицизм, от греч. "прагма" польза).

Возможно, в новом обществе нравственные двигатели проникнут в самую сердцевину базиса, и как сок пропитывает дерево, они будут пропитывать и корни, и ствол цивилизации. Если это случится, мораль, нравственность станет уже не "надстройкой", а генеральным фундаментом всей человеческой жизни...

То, что мы сейчас переживаем, это, видимо, самый большой переход во всей истории переход от стихийного и негуманного развития человечества к развитию сознательному и гуманному, которое будет строиться на основах нравственности.

За нынешней научно-технической революцией идет такая же гигантская научно-биологическая революция ее, впрочем, называют и новой ступенью НТР. Она принесет с собой взрыв биологических знаний, крутой рост их роли для всей нашей жизни от производства еды до "производства" здоровья; а главное, она заменит многие технические основы нынешней цивилизации основами биологическими. А за ней уже посверкивают первые зарницы научно-психологической, гуманитарной революции. Она психологизирует все стороны человеческой жизни, приспособит всю жизнь к нуждам психологии.

Все эти революции, видимо, сольются в один поток, пронижут до глубин устои цивилизации. Множественные революции будут пропитывать все пласты земной жизни, будут менять всю ее плоть.

В середине нашего века главные открытия дало науке атомное ядро. В конце века такие открытия даст, как предполагают ученые, клетка атом живой материи и ген элементарная частица наследственности. Но в начале XXI века, возможно, самые главные для человечества открытия будут получены именно в психологии психологии общения, чувств, отношений, труда.

Открытия в биологии дадут новую промышленную базу: они позволят превратить нынешнюю техническую базу, губительную для планеты, в биотехническую, спасительную для природы и человека. Открытия в психологии дадут нам в корне новую, куда более человечную основу для всех человеческих отношений.

С ходом веков жизнь человечества делалась все более однобокой, и нынешняя наша цивилизация куда больше техническая, чем психологическая. Ее усилия куда больше обращены на природу, чем на человека, на материальную культуру, чем на духовную, на внешние отношения людей, чем на их внутреннюю жизнь.

Новая цивилизация, видимо, избавит человечество от этой однобокости. Она прибавит к нынешним политехническим и естественнонаучным устоям цивилизации психологические устои, и это в корне перекроит всю ткань человеческой культуры, всю материю цивилизации.

В последние годы у нас много говорят о второй грамотности компьютерной, которая важна не меньше первой. Но, пожалуй, куда важнее их обеих третья грамотность, психологическая, потому что она куда больше помогает человеку стать человечным. Это, наверно, самая главная грамотность для человека, от нее во многом зависит весь климат жизни, вся атмосфера отношений и личных, и социальных. Мы живем во времена допсихологической цивилизации, и все устройство нашей жизни устройство семьи, быта, труда, воспитания стоит на незнании человеческой природы, на коренном разладе с законами нашей психологии, физиологии, нравственности.

Научно-психологическая революция вытеснит, наверно, психологическую докультуру из всех слоев человеческой жизни. Труд, быт, гражданская и личная жизнь, управление обществом, воспитание все будет перестроено по законам человеческой психологии, слажено с ней. Вся цивилизация будет переделана в соответствии с природой человека. По-моему, точно говорил об этом еще молодой Маркс: "...сделать себя самого мерилом всех жизненных отношений... устроить мир истинно по-человечески, согласно требованиям своей природы" .

 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 593.

Это глубинное перемагничивание всех пластов жизни, перенастройка их по камертонам человеческой психологии будет, видимо, идти мучительно, долго. Но оно, наверно, и станет последним шагом к новой цивилизации цивилизации просвещенного и человечного человечества...

Человечество вступило сейчас на небывалую историческую ступень ступень самоубиения или самовозрождения на невиданно новой основе. Именно сейчас, в ближайшие десятилетия, начнется или переход к новой цивилизации, или агония человечества.

Здесь лежит, по-моему, вопрос всех вопросов самая генеральная идея времени, самая болевая из всех болевых точек. Это новая абсолютная точка отсчета для всех наших дел, всех поступков и замыслов.

Куда ведет меня этот поступок, это слово, этот поворот наших отношений по раздорному пути, пути к гибели, или к рождению в себе и в жизни новых спасительных устоев, мостиков к новой цивилизации вот новое абсолютное мерило добра и зла, нужности или вредности любого нашего порыва, чувства, действия...

"Мед и яд любви" как бы книга-диспут, книга-спор. В 1967 году вышла моя главная книга "Три влечения. Любовь, ее вчера, сегодня и завтра", и с тех пор я постоянно получаю письма с вопросами, несогласиями, драматическими историями... В семидесятые и восьмидесятые годы вокруг моих статей о любви шли большие споры в газетах и журналах. Кроме того, я часто выступаю в молодежной аудитории, и каждый раз из зала приходит ворох записок.

Из массы таких записок, писем, вопросов я отобрал самые острые, печальные, задиристые; из возражений самые веские и интересные. Их авторы спорят со мной и друг с другом, с экс-истинами и будущими истинами, с расхожими взглядами и заскорузлыми догмами.Акушер или могильщик?

Искусство спора одно из главных, наверно, искусств жизни. В древности, у мыслителей Греции, оно было даже главным видом общения, главным рычагом, который поднимал знания к новым вершинам. Недаром Платон, крупнейший, пожалуй, гений древности, писал диалоги сплошные диспуты, схватки мнений. Недаром диалектика (от "диалего" спорю) была тогда искусством добывать истину через соревнование взглядов.

С древних времен это искусство, увы, поблекло; мало у кого есть сейчас глубинный талант "диалектика" сталкивателя позиций, который высекает из этого сталкивания искры истины. Спорящие часто воюют не за истину, а за истинку, не умеют увидеть в чужой позиции плюсы, которые таятся под скрывающими их минусами, не признают свои слабые места сами стреноживают себя, не дают идти вперед.

Все мы, конечно, знаем древний афоризм в спорах рождается истина. Но так же верна и обратная мысль: когда споры кипят, истина испаряется. Все зависит от того, как эти споры идут дружелюбно или враждебно, и как прислушивается спорящий к сопернику.

Соперник играет великую, незаменимую роль для рождающейся истины: он показывает ее слабые места, служит их открывателем и тем самым независимо от своего желания помощником истины. Если защитник истины умеет усиливать ее слабые места, если он сам ищет соперника, чтобы углубить свою позицию, то тогда спор акушер истины, он помогает ей родиться или окрепнуть.

Но когда в споре ищут не истину, а победу, когда спорящие не умеют укреплять свою истину союзными ей частицами чужой истины, тогда спор могильщик истины, он убивает ее.

Наш век век всеобщих революций во всех областях жизни, во всех ее фундаментах и этажах. Везде и во всем бурно рождается новое, везде и во всем бурно умирает старое.

В этом шторме перемен, в этой буре сдвигов есть, пожалуй, только один спасительный путь усиленно искать новые формы жизни, которые зеркально отвечали бы ее новой сути. Но любой поиск дает спорные результаты: старое сознание отстает от нового бытия, осознает его куда медленнее, чем оно меняется.

Этот разрыв между рождением нового и его осознанием, видимо, неизбежен, но в последние десятилетия он резко нарастает и делается все опаснее. Ритм времени сейчас круто убыстрился, волны нового идут с невиданной частотой: мы еще не успели вглядеться в одну волну, а за ней летит другая, поднимается третья...

Все мы, наверно, помним, в какие тупики привело нас отшатывание от больных проблем, острых и новых вопросов жизни. В недавние десятилетия обществоведы, печать, школа почти повально уходили от острых углов жизни, боялись стратегических проблем, заглушали критический подход фанфарным. Острые углы от этого становились режущими, социальные болезни делались хроническими и начинали подрывать весь ход прогресса. А ведь критичность, отрицание первый шаг созидания, один из самых главных двигателей жизни. Никаким другим путем нельзя находить в жизни противоречия и отыскивать противоядия от них.

"Мед и яд любви" книга для молодежи, и именно потому в нее входят самые главные из нынешних сложных и неясных вопросов, те, с которыми мы сталкиваемся каждый день и которые будут нарастать, обостряться в ближайшие десятилетия. Их, пожалуй, можно смягчить только всеобщими силами, только соединенной умственной мощью целых поколений.

По сложности в книге как бы два пласта более простой и более трудный. В трудный пласт входят, во-первых, главные стратегические вопросы нынешней жизни. Это те ключи, без которых не понять, какие новые законы правят сегодня и обществом, и семьей, и нашими чувствами, не понять коренную революцию, которая идет сегодня во всех устоях личной и гражданской жизни.

Во-вторых, в этот пласт входят и очень важные для всех нас психологические вопросы, о которых говорится в главах о характере и темпераменте. Они трудны, но без них почти невозможно продираться к хорошим отношениям сквозь джунгли семейных сложностей.

Чтобы усвоить трудный пласт книги, понадобятся и волевые усилия, и подготовка, и очень важно интерес к сложным вопросам. Я стараюсь говорить о сложном просто, и в этой книге я по три-четыре раза переписывал все трудные места.

Увы, не везде это удалось, но не из-за слабых стараний: чаще всего я упирался в нижний предел сложности, видел, что идти дальше значит переупрощать сложность, насильственно распрямлять ее.

У книги, конечно, будут разные читатели, с разной силой вдумчивости и обычные, и серьезные. Пожалуй, естественно, если каждый станет искать в книге то, что ему близко, а страницы, которые покажутся ему сложными, или пропускать, или, наоборот, читать с удвоенной жаждой понимания.О чем идет речь в книге.

"Потребности у молодежи разные, и если кому-то нужна азбука любви, то нам нужна "Война и мир" современной любви. Мы читали ваши работы и ждем такую книгу от вас. Филологи".

Эту записку я получил, выступая в Московском университете, моем родном вузе, и ее "социальный заказ" стал основой моих планов. Наверно, "Войну и мир" здесь надо понимать метафорически: чтобы в книге была не только азбука, но и алгебра любви, и чтобы ее охват был "эпопейный" все главные измерения, все устои любви.

В книге и пойдет речь обо всех сторонах современной любви и семьи, о мире, который они несут людям, о войне, которая в них разыгрывается, и о том, можно ли вытеснить эту войну миром.

Книга, таким образом, будет охватывать все четыре семейные культуры психологическую, половую, воспитательную, домоводческую, но с упором на самую сложную психологическую. Речь в ней пойдет в общем-то о новой вселенской культуре личной жизни, ростки которой пробиваются уже сегодня и которая, видимо, станет править бытом завтра. Эта культура поможет, наверно, вывести личную жизнь из нынешних кризисов, создать для нее более благодатную почву.

"Любовь и семья на сломе времен" будет состоять из трех частей. Перед вами первая "Мед и яд любви". Это как бы "книга чувств". Она посвящена любви как чувству до семьи и вне семьи; в ней говорится о ее вечных устоях и нынешних переменах, о ее разных психологических видах и разных ступенях ее жизни утре, дне, вечере. Идет здесь речь и о новой психологической культуре супружества, и о том, на чем именно держится сегодня семья...

О самой семье и о законах семейной жизни разговор пойдет во второй и третьей частях книги. Там я расскажу о новой культуре общения, не убивающей чувства, и об "инженерии" такого общения; о трех возрастах в жизни молодой семьи, об особых законах каждого; о культуре ссоры и спора; о законах пола и сексуальности, открытых в XX веке, и об основах просвещенной и человечной половой культуры; о главенстве и лидерстве в семье, о величии и рабстве домашнего труда; о разводах, "изменах", треугольниках о новом их понимании; о ювенологии любви науке о том, как продлить молодость чувства; об идущей сейчас биархатной революции перевороте во всех отношениях мужчины и женщины, экономических и семейных, социальных и сексуальных...

Особый раздел последнего тома будет отведен недавним открытиям в детской психологии и физиологии, которые в корне перевернули наше представление о детской природе. Эти открытия, видимо, приведут уже начали вести к величайшей в истории педагогической революции, к коренным переворотам во всем воспитании и образовании...

Еще один раздел "Архимедовы рычаги для семьи" посвящен новой стратегии социальной помощи семье; эта помощь универсальная, всесторонняя нужна аврально, потому что без нее семья не сможет устоять. И самый конец книги "Что ждет мир послезавтра" гипотезы о том, какими могут стать любовь и семья через несколько поколений, если в мире воцарится новая цивилизация...Что такое "амурология".

Современные науки странно изучают личную жизнь. Они расщепляют ее, как апельсин, на дольки, и каждая занимается своей долькой, почти не касаясь других. Психологи изучают личные чувства и общение людей; социологи семейную жизнь, виды семей и супружеских отношений; экономисты домашнее хозяйство и материальные условия быта; демографы рождаемость, брачность, разводы; сексологи половые отношения; педагоги воспитание в семье, отношения детей и родителей; этики нравственный срез личной жизни.

У каждой из этих дисциплин частичный подход, каждая ухватывает лишь одну сторону дела почти без связи с другими. Впрочем, в последнее время кое-какие частичные подходы стали вступать в союз: сексологический с социологическим, социологический с демографическим и экономическим, педагогический с психологическим...

Но это, наверно, лишь первые полушаги, а здесь, пожалуй, нужна революция в самой методологии: нужен не частичный, а многосторонний подход к любви и семье, а для этого новый метод их постижения.

Если просветить любовь прожекторами всех видов знания, которые ее касаются, то в ней откроются такие глубины и такие затаенные россыпи чувств, какие недоступны частичному взгляду. Понять суть любви, увидеть ее роль для человека и человечества поможет, видимо, только такой вот панорамный подход. Никакие тандемы, никакие кентавры из двух-трех частичных наук неспособны охватить всю почву любви, все ее измерения и грани. Нужно, видимо, слияние всех частичных дисциплин, говорящих о любви, их переплавка в совершенно новую отрасль знания сплав науки, искусства, культуры.

На тяге к такому вот панорамному подходу, на разведочных и несовершенных шагах к нему и строятся мои работы. Как черновик такого подхода пишется и эта книга, как писались предыдущие "Три влечения", "Трудность счастья", "Самое утреннее из чувств". Это сплав традиционного и нового понимания любви, сплав того подхода к любви, который издавна был в человеческой культуре, науке, искусстве, и нового угла зрения на любовь, новых поворотов в ее психологии, этике, философии.

Разговор о любви будет опираться здесь на открытия, которые сделаны и в жизни, и в разных человековедческих науках в философии, психологии, физиологии и возрастной физиологии, в сексологии, биологии, воспитании, он будет основываться на достижениях социологии семьи, экономики быта, демографии, этики...

Большинство этих открытий и достижений касаются любви не прямо, а косвенно, через промежуточные звенья, и выискивать их, сплавлять между собой, сопрягать с любовью приходится с трудом, на ощупь. Кроме того, у нас почти нет исследований в психологии любви, и нехватку их приходится восполнять опорой на открытия искусства, старого и нынешнего, и на личные наблюдения. Как одна из опор, сюда добавляется и "социология частного мнения" те письма, записки, отклики, о которых тут говорилось и которые будут приведены в книге.

Рождается как бы дисциплина-оркестр, наука-оркестр новая отрасль знаний о любви, которую я в шутку зову амурологией. Это и не наука в современном смысле, она строится не на научных методах, понятийно-логических, которые дробят свой предмет, берут из него общее и отсекают индивидуальное. Ее метод сплав дробящего познания с целостным, гибрид понятийного познания с образным.

У Пушкина есть великолепные слова:

Чья мысль восторгом угадала,

Постигла тайну красоты?

Красоту, видимо, нельзя постичь мыслью, она может открыться только перед восторгом мысли. Наверно, так же и с любовью: если и можно постичь в ней что-то, то только озарением мысли, сплавом мысли и чувства.

В двадцатом столетии было сделано одно из величайших открытий в природе человека была обнаружена совершенно разная роль мозговых полушарий. Левое полушарие ведает понятийным, логическим мышлением, которое отсечено от живых чувственных восприятий; правое наглядно-образным, которое основано на чувственных восприятиях зрительных, слуховых, двигательных...

Понятийное мышление как бы дробит свои предметы на части, берет из них только их суть и отбрасывает их живой облик, их индивидуальность. Образное мышление схватывает вещи целиком вбирает в себя их живой облик вместе с их сутью, но суть эта не проявлена или полупроявлена. У каждого из этих видов мышления есть своя сила и своя слабость, каждое может то, чего не может другое, и самой природой человека они предназначены для работы вместе.

Когда-то человеческая духовная культура не делилась на науку и искусство, на понятийно-логическое и образное постижение мира. Еще у Платона они жили в единстве, как своего рода науко-искусство-философия, и этот сплав назвали потом словом "синкретизм" от греческого "соединение, смесь". Образное и понятийное мышление жили тогда в естественном союзе, работали вместе.

Потом они распочковались и стали все больше отдаляться друг от друга, все меньше усиливать друг друга своими уникальными достоинствами. Наука все больше дробилась на ячейки, и чем глубже она погружалась в каждую из них, тем меньше она могла охватить мир целостным взглядом. И искусство все меньше могло само по себе, без союза с наукой проникать в глубинные тайны человеческой жизни, постигать ее социальные и психологические загадки.

Конечно, и наука и искусство дали людям гигантски много в своем обособленном развитии. Но сколько они недодали и что могли бы дать, если бы не ушли так далеко друг от друга?

Такое отдаление резко противоречит природе человека: чем обособленнее работают полушария, тем меньше их плоды, а чем теснее их союз, тем больше его плоды. Сейчас уже ясно, что все самые великие открытия науки и искусства сделаны именно соединенными силами образного и понятийного мышления. Их нынешнее обособление одна из основ нашей цивилизации и один из ее самых вопиющих разладов с природой человека.

Возможно, сейчас наука и искусство подходят к последним пределам в своем отдалении, и вот-вот начнет рождаться новый синкретизм, новый сплав двух этих великих видов человеческого мышления. Здесь, наверно, проляжет одно из главных русел научно-психологической революции. Если это случится, наступит, видимо, коренной переворот во всем строении нашей духовной жизни, во всех основах наук, искусств, культуры.

Это будет переход от науки, которая видит мир узко понятийно, и от искусства, которое видит мир узко образно, к их гибриду, слиянию науко-искусству, к цельному постижению мира, понятийному и образному вместе. И, может быть, постижение любви амурология станет одним из ускорителей этого перехода, одной из первых колыбелей, в которых будет расти новый синкретизм...